Парагвай: Страна солнца, глины и пираньи

Почти десять дней я провёл в Парагвае — стране, куда редко добираются туристы, но которая способна удивить любого, кто хоть раз вдыхал её горячий, влажный воздух. Это был мой первый визит в Южную Америку, и впечатления оказались такими же пёстрыми, как само слово “гуарани”, означающее одновременно и язык, и народ, и валюту.

1. Асунсьон, столица Парагвая, с первого взгляда показался мне чем-то знакомым: будто переместился во времени в Ташкент 1980-х. Одно- и трёхэтажные домики, узкие улицы, повсюду зелень. Высоток мало, но каждая, что выросла, стоит как гигант над невысокими кварталами. Асфальт шершавый, с выбоинами и трещинами, словно пережил не одно десятилетие жары и ливней. И всё же рядом — идеальные автобаны, будто пришедшие из другой эпохи, правда, платные.

2. В городе полно кафе, частных гостиниц и магазинов, жизнь кипит неспешно, но уверенно. Машины — от японских малышей до брутальных американцев, и ни одной советской! В лавках товары из Аргентины и Бразилии — качественные, стильные, будто сама Аргентина диктует здесь моду.

3. Полицейские попадаются редко — молодые, до тридцати, мужчины и женщины вместе на патруле, чаще уткнувшиеся в смартфоны. А вот частных охранников предостаточно: стоят у банков с автоматами и дробовиками, как персонажи из боевика. Военных почти нет, если не считать почётного караула у Пантеона Героев, фотографировать которого строго запрещено.

4. Финансовая жизнь стабильна, местная валюта — гуарани — конвертируема. За доллар дают около семи тысяч гуарани, и, разменяв пару сотен, я внезапно почувствовал себя миллионером. Трудно не потерять масштаб, когда в руках купюры с пятью и шестью нулями. Пятитысячная — “на чай” официанту, сто тысяч — обед с вином. Паспорт нужен при каждом обмене, подписи обязательны — всё строго.

5. Парагвайцы — люди с характером и гордостью. Едва наш «Боинг» коснулся полосы в Асунсьоне, как женщина вскрикнула: “¡Viva Paraguay!”, и весь салон ответил дружным “¡Viva!”. Этот крик объяснил многое: страна пережила страшные войны, потеряла почти всех мужчин, но не дух.

6. Их паспорт — пропуск во многие страны без виз, но двойного гражданства не признают: будь либо парагвайцем, либо кем-то другим. Государство, как ни странно, довольно открыто для инвестиций: коррупции немного, рэкета нет, иностранцев ждут — особенно тех, кто готов привезти технологии, развивать медицину, образование и туризм.

7. Энергии стране хватает, электричество дешёвое, но освещение по вечерам местами тусклое, будто лампы устали светить после долгого дня.

8. И всё же Парагвай — одна из самых спокойных стран региона. Да, наркотрафик проходит транзитом, но местные к этой отраве равнодушны. Есть районы, куда туристам лучше не соваться ночью, но в целом город спокоен. Сирены по улицам — не полиция, а «скорая помощь».

9. Правила дорожного движения соблюдают. Однако пешеходу лучше не спешить на “зебру”: здесь пропускают машины, а не людей. Я шёл напролом, по привычке европейца, и видел, как водители тормозили — с улыбкой, признавая во мне чужака.

10. Кухня в Парагвае вкусная, простая и честная. Мясо, супы, густые соусы, свежие салаты. Морской рыбы нет, но речная — отменная. Я попробовал огромную пиранью, величиной с тарелку, и подумал: приятно, когда жизнь поворачивается так, что не тебя едят хищники, а ты — их.

11. Парагвай прожил тридцать пять лет под диктатурой Альфредо Стресснера — годы страха и доносов. Подруга Ами рассказала, что её родители боялись даже шепотом обсуждать политику. После падения режима памятники диктатору разрушили, а в Конституцию внесли простое, но мощное правило: президент избирается один раз на один срок и больше никогда.

12. Между прочим, личным врачом Стресснера был сам доктор Менгеле — тот самый, из лагерей смерти. Моссад так и не добрался до него. После войны в Парагвай хлынули немецкие и русские эмигранты — те, кто бежал от новой власти.

13. Красный автомобиль тюремной службы — символ террора. Когда он появлялся на улице, люди замирали: значит, за кем-то приехали, и этот кто-то уже не вернётся. На одной из площадей Асунсьона до сих пор висят фотографии пропавших без вести — память о тех, кого не нашли.

14. Сегодня Асунсьон живёт тихо. Музеи — скромные, но тёплые; театры принимают фестивали арф. В аэропорту, крошечном и душном, прямо в зоне посадки на рейс продавцы ходят прямо среди пассажиров и торгуют ремесленными поделками — почти как на базаре.

15. Я побывал у старого мастера-гончара. Он замешивал глину руками, говорил по-испански с диалектом гуарани. Но знал немного немецкий — жил когда-то в Швейцарии. Его кувшины сушились под солнцем, как символ страны — простой, устойчивой и горячей.

16. О политике местные говорят редко, но когда узнают о российско-украинской войне, искренне сочувствуют Украине: “Они — такие же жертвы, как и мы когда-то”, — сказал один мужчина.

17. У парагвайцев есть свой напиток — канья, терпкий, крепкий ликёр, напоминающий смесь текилы и рома. Я купил бутылку — сувенир с характером.

18. А два зрелища, которые я не забуду никогда, — парагвайский закат и красная луна. Солнце падает в горизонт на глазах, словно тонет в океане света, а потом ночь поднимает над городом алый диск луны — почти мистическое зрелище. Люди собираются смотреть это молча, как на богослужение.

19. Парагвайцы — особенные латиноамериканцы. Ближе к европейцам, чем к индейцам, хотя кровь гуарани течёт в каждом. Здесь почти нет темнокожих — страна прошла мимо африканского рабства.

20. Средняя зарплата — триста долларов, но еда и жильё доступны, рестораны уютны. Одеваются скромно, но со вкусом. Футбол обожают, а молодёжь вдруг увлеклась гольфом.

21. Министерства и ведомства — в неприметных зданиях, без показной роскоши. Видимо, нельзя сиять, когда народ живёт просто.

22. Когда меня спрашивали, откуда я, я отвечал: “Из Швейцарии, но сорок лет прожил в Узбекистане”. При слове “Швейцария” лица светлели, а вот “Узбекистан” вызывал ступор. Хотя, если быть честным, спроси сегодня узбека, где Парагвай — не каждый ответит.